31.10.20 Урок для НАСТИ. С. Маршак. ВОСПИТАНИЕ СЛОВОМ.
Воспитание словом
О мастерстве
О талантливом читателе
Поговорим о читателе. О нем говорят редко и мало. А между тем читатель - лицо незаменимое. Без него не только наши книги, но и все произведения Гомера, Данте, Шекспира, Гете, Пушкина - всего лишь немая и мертвая груда бумаги.
Отдельные читатели могут иной раз ошибочно судить о книгах, но за Читателем в большом, собирательном значении этого слова - и притом на протяжении более или менее продолжительного периода времени - всегда остается последнее слово в оценке литературного произведения.
Правда, оценка книги, утвердившаяся на известный срок, очень часто меняется. Какая-нибудь будка, расположенная вблизи, может заслонить башню, стоящую вдали. Но рано или поздно мы осознаем этот обман зрения и начинаем представлять себе литературные величины в более правильных масштабах.
Время идет, одно поколение сменяет другое, и каждое из них по-своему оценивает дошедшее до него литературное наследство. И если прозаик или поэт сохраняют свое значение и вес в течение веков, то это объясняется не тем, что они были однажды зачислены в ряды гениев и классиков или увековечены воздвигнутыми в их честь монументами, а тем, что и новые поколения признают их ценными и нужными для жизни.
А бывают случаи, когда книга, мирно лежащая у нас на полке, постепенно и незаметно теряет свое обаяние. Она как бы уничтожается, сливаясь с другими, ей подобными.
Решает судьбу книги живой человек, читатель.
---------------
Все струны, которыми владеет автор, находятся в сердцах у читателей. Иных струн у автора нет. И в зависимости от качества игры на этих струнах они отзываются в душах людей то глухо, то звонко, то громко, то тихо.
Об этом не надо забывать, когда мы говорим о языке, о словаре поэта.
Вспомните, как приблизил Лермонтов к сердцу русского читателя стихи Гейне, переведя немецкие слова такими русскими:
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она1.
Риза — верхнее облачение священника при богослужении.
Тютчевский перевод того же стихотворения Гейне, очень близкий к подлиннику, не вызвал у нас, однако, столь же глубокого отклика и потому не вошел в русскую поэзию наравне с оригинальными стихами2.
Слова и сочетания слов связаны в нашем сознании со многим множеством самых сложных ассоциаций и способны поднять со дна нашей души целый мир воспоминаний, чувств, образов, представлений.
А это зависит от того, что у самого автора на душе и за душой и насколько он владеет той мощной словесной клавиатурой, которая приводит в движение струны читательских сердец.
И дело тут не только в тонком и основательном знании языка, какое бывает у языковедов.
В поисках наиболее выразительного, единственного, незаменимого слова поэт или прозаик обращается не к одной лишь памяти, как врач, припоминающий латинские названия лекарств.
Слова расположены в нашем сознании не так, как в словарях, не порознь, не по алфавиту и не по грамматическим категориям. Они тесно связаны с многообразными нашими чувствами и ощущениями. Нам не придет на память гневное, острое, меткое словцо, пока мы по-настоящему не разгневаемся. Мы не найдем горячих, нежных, ласковых слов, пока не проникнемся подлинной нежностью. Вот почему Маяковский говорит о добыче драгоценного слова "из артезианских людских глубин"3.
Это отнюдь не значит, что поэту нужны для выражения чувств какие-то необычные, изысканные, вычурные слова.
Найти самое простое и в то же время самое меткое слово подчас гораздо труднее.
Вспомните описание зимнего вечера в чеховском рассказе "Припадок".
https://ilibrary.ru/text/1189/p.1/index.html читать
"Недавно шел первый снег, и все в природе находилось под властью этого молодого снега. В воздухе пахло снегом, под ногами мягко хрустел снег, земля, крыши, деревья, скамьи на бульварах - все было мягко, бело, молодо, и от этого дома выглядывали иначе, чем вчера, фонари горели ярче, воздух был прозрачней, экипажи стучали глуше, и в душу вместе со свежим, легким морозным воздухом просилось чувство, похожее на белый, молодой, пушистый снег..."
Вот какими обычными, всем и каждому известными словами дает нам ощущение первого снега Чехов. Где же тут словесные "артезианские глубины", о которых говорилось выше?
В лирической сосредоточенности, в скупом и строгом отборе тончайших подробностей, в том ритме, который переносит нас в обстановку зимнего вечернего города.
В сущности, самые простые слова обладают наибольшей силой, если читатель воспринимает их с той свежей непосредственностью, какая свойственна поэтам и детям.
Чехов полушутя противопоставлял всем вычурным описаниям моря простейшее его определение:
Море было большое4.
А в народном эпосе "Калевала" заяц, который приносит весть о гибели Айно, говорит ее родным, что девушка
В мокрое упала море.
(://librebook.me/kalevala читать Калевалу)
"Большое море", "мокрое море" - так мог бы выразиться любой ребенок, воспринимающий мир впервые - крупно, сильно и просто.
Взрослый человек может найти более сложные эпитеты для характеристики моря. Но счастлив тот, кому удается сочетать зрелый опыт с таким свежим и непосредственным виденьем мира.
В народном эпосе, в древнегреческой поэзии, в латинской прозе, в надписях на древних памятниках простые глаголы полны движения и силы:
Пришел, увидел, победил.
А какая сила и вес в строчке лермонтовского стихотворения "Два великана" - в глаголе "упал", поставленном в конце стиха, словно над крутым обрывом:
Ахнул дерзкий - и упал!
ДВА ВЕЛИКАНА
Поэт как бы возвращает словам первоначальную свежесть, энергию, полнозвучность - достоинства, которыми они не обладали, покоясь в бездействии на страницах словарей.
В глаголе "хохотать" звучат раскаты громкого смеха - "хо-хо-тать".
Мы давно привыкли к этому смеющемуся слову и, произнося скороговоркой, комкаем его, скрадываем безударные гласные.
А как явственно и сильно зазвучал каждый его слог в пушкинских стихах:
Все ходит, ходит он кругом,
Толкует громко сам с собою -
И вдруг, ударив в лоб рукою,
Захохотал...5
Из поэмы А.С. Пушкина "Медный всадник". https://ilibrary.ru/text/451/p.1/index.html
Кажется, впервые этому слову предоставлен простор, необходимый для полного его звучания. Стихотворный размер заставляет нас ясно и четко произносить все гласные. Неизбежная после предыдущего стиха пауза создает ту тишину, после которой громом прокатывается заключенный в слове хохот - "захохотал".
Наша торопливая, подчас небрежная разговорная речь, которою мы пользуемся в быту для утилитарных целей, часто обесцвечивает и "обеззвучивает" слова, превращая их в служебные термины, в какой-то условный код.
Писатель пользуется теми же общепринятыми словами (хотя словарь его должен быть гораздо шире и богаче разговорного лексикона), но, мастер своего дела, он умеет так поставить слово в ряду других, чтобы оно играло всеми своими красками, звучало неожиданно, веско и ново.
А это удается ему только в том случае, если сам он относится к словам неравнодушно и непривычно, если он не только понимает их значение, но и воображает все то, что вложено в них "языкотворцем" - народом.
Не боясь нарушить правила стилистики, Чехов в своем описании первого снега не один раз повторяет слово "снег", которое и само по себе - без эпитетов - может много сказать читателю. Поэт верит в силу этого простого слова, как верит в него неискушенный в словесном искусстве взрослый человек или ребенок, для которого слова так же ощутимы и весомы, как и самые предметы. Но, конечно, не в одном только слове "снег" сила и обаяние чеховских строчек. В них есть и запах молодого снега, и мягкий хруст его под ногами, и заглушенный снегом стук экипажей, и белизна снега, и прозрачность зимнего воздуха, от которого фонари горят ярче обычного.
Вместе с Чеховым читатель не только видит этот первый "молодой" снег, но и слышит его поскрипыванье, и вдыхает свежий зимний воздух, пахнущий снегом, и, кажется, даже ощущает у себя на ладони холодок тающей снежинки.
Все пять наших чувств отзываются на те простые и в то же время магические слова, которыми так бережно пользуется в этом отрывке Чехов.
Его зимний вечерний пейзаж будит у читателей столько тонких, милых сердцу ощущений, что они и сами начинают припоминать нечто свое - такое, чего не назвал Чехов.
Читатель перестает быть только читателем. Он становится участником всего, что пережил и перечувствовал поэт.
И, напротив, он остается равнодушен, если автор проделал за него всю работу и так разжевал свой замысел, тему, образы, что не оставил ему места для работы воображения. Читатель тоже должен и хочет работать. Он тоже художник - иначе мы не могли бы разговаривать с ним на языке образов и красок.
Литературе так же нужны талантливые читатели, как и талантливые писатели. Именно на них, на этих талантливых, чутких, обладающих творческим воображением читателей, и рассчитывает автор, когда напрягает все свои душевные силы в поисках верного образа, верного поворота действия, верного слова.
Художник-автор берет на себя только часть работы. Остальное должен дополнить своим воображением художник-читатель.
Но не всякая книга заставляет читателя, даже самого талантливого, работать - думать, чувствовать, догадываться, воображать.
В жизни нас почему-то пленяют, кажутся нам особенно поэтичными отдаленные звуки - далекий крик петуха, дальний лай собак, по которому мы узнаем, что где-то впереди деревня, дальний людской говор на дороге или обрывок песни, доносящийся к нам издалека. Нам интересно увидеть неизвестных людей в лесу у костра, пламя которого выхватывает из полутьмы их отдельные черты. Проходя по улице, мы иной раз не можем устоять против соблазна заглянуть в освещенное окошко, за которым идет какая-то своя, нам неизвестная жизнь.
Нам интересно все, что будит наше поэтическое воображение, умеющее по немногим подробностям воссоздавать целую картину.
Мы бесконечное число раз перечитываем "Тамань", написанную так немногословно, просто и строго, как пишут в прозе только поэты. Но что-то в этом рассказе всегда остается для нас загадочным, недовиденным, недослышанным.
( https://ilibrary.ru/text/12/p.5/index.html) -читать
Я имею в виду не какие-то лукавые недомолвки или сугубо тонкие намеки, которыми часто пользуются претенциозные писатели, желающие придать неким полумраком таинственную многозначительность тому, что при ярком свете показалось бы примитивным и даже плоским.
Нет, речь идет о той сложности и глубине образа, мысли, чувства, при которых добраться до дна не так-то легко.
Что, казалось бы, мудреного в портрете Катюши Масловой, написанном рукою Льва Толстого?
( КАТЮША МАСЛОВА — героиня романа Л.Н.Толстого «Воскресение» (1889-1899). )
Но мы без конца перечитываем страницы, посвященные ей, чтобы понять, разглядеть, что именно в этом образе молоденькой девушки с такими счастливыми, чуть раскосыми, "черными, как мокрая смородина", глазами, а потом женщины-арестантки с бледным подпухшим лицом так поразило и взволновало нас на всю жизнь. Мы только догадываемся и поэтому стараемся прочесть между строк толстовского романа, что происходит в ее душе после трудного и болезненного перелома, как и когда проснулась в ней ее первая, так жестоко растоптанная любовь, примет ли она искупительную жертву Нехлюдова или найдет для себя какой-то другой путь, более трудный и высокий. Все эти вопросы не перестают волновать нас до последних страниц книги. Да и после того, как мы дочитаем ее до конца, для нашего воображения и мысли остается еще много работы.
И оттого, что автор заставляет нас на протяжении всего романа так много чувствовать, думать и воображать, мы не пропускаем в тексте ни одного слова, мы жадно ловим каждое движение действующих лиц, стараясь предугадать повороты их судеб.
По сложным, внутренне логичным, но в то же время не поддающимся расчетливому предвидению законам развиваются судьбы героев в повестях Чехова "Дуэль", с, "Три года".
http://book-online.com.ua/read.php?book=1690&page=144#s144_n0 Дуэль
https://ilibrary.ru/text/1251/p.1/index.html Три года
https://ilibrary.ru/text/1565/p.1/index.html- "Рассказ неизвестного человека"
А попробуйте заранее угадать, как и куда поведет вас М. Горький в "Отшельнике"(http://gorkiy-lit.ru/gorkiy/proza/rasskaz/otshelnik.htm) или в "Рассказе о безответной любви" (http://gorkiy-lit.ru/gorkiy/proza/rasskaz/rasskaz-o-bezotvetnoj-lyubvi.htm).
Да и в нашем современном искусстве можно найти немало повестей, поэм, кинокартин, которые дают возможность читателю и зрителю быть полноправными участниками той реальности, которую создает художник.
Сложен и противоречив путь Григория Мелехова. Трудно предопределить - несмотря на всю их закономерность - повороты судеб героев "Хождения по мукам". На протяжении всей стихотворной повести, от первой строки до последней, ищет "страну Муравию" Никита Моргунок, и вместе с ним бродит по "тысяче путей и дорог" читатель, деля с героем поэмы раздумья и тревоги.
Однако и до сих пор еще в нашей беллетристике и поэзии не перевелись "маршрутные" автомобили, которые везут читателя не только к заранее намеченной цели, но и по заранее определенной трассе, не сулящей ничего нового, неожиданного и непредвиденного.
Читателю и его фантазии на такой наезженной дороге делать нечего.
И сам автор в процессе подобного писания вряд ли может найти или открыть что-либо ценное и значительное для себя, для жизни, для искусства. В сущности говоря, такие легкие дороги проходят мимо жизни и мимо искусства.
Читатель получает лишь тот капитал, который вложен в труд автором. Если во время работы не было затрачено ни настоящих мыслей, ни подлинных чувств, ни запаса живых и точных наблюдений, - не будет работать и воображение читателя. Он останется равнодушен, а если и расшевелится на один день, то завтра же забудет свое кратковременное увлечение.
Когда поднимается занавес в театре или раскрывается книга, зритель или читатель искренне расположен верить автору и актеру. Ведь для того-то он и пришел в театр или раскрыл книгу, чтобы верить. И не его вина, если он теряет доверие к спектаклю или книге, а иной раз, по вине спектакля и книги, к театру и литературе.
Зритель готов предаться скептицизму, может потерять доверие к приклеенным бородам и нарисованным лесам, если в считанные минуты спектакля он не занят внутренне, не следит за развитием сюжета, за разрешением жизненной проблемы, если он не взволнован и не заинтересован. Следя за взаимоотношениями действующих лиц, зритель забывает, что они сочиненные, вымышленные. Он плачет над трагической судьбой полюбившихся ему героев, он радуется победе добра и справедливости. Но фальшь, банальность или невыразительность того, что происходит на сцене, сразу же заставляют его насторожиться, превращают актеров в жалких комедиантов, обнажают всю дешевую бутафорию сценической обстановки.
У зрителя не должно оставаться ни секунды времени на сомнения!
Примечания
О талантливом читателе. - Впервые в журнале "Новый мир", 1958, № 7, июль (в цикле "Заметки о мастерстве").
1. Стихотворение М.Ю. Лермонтова "На севере диком стоит одиноко..." (1841) - перевод стихотворения Гейне "Ein Fichtenbaum steht einsam". ↑
2. Тютчевский перевод того же стихотворения - "С чужой стороны" (1827). ↑
3. См. "Разговор с фининспектором о поэзии" (1926). ↑
4. См., например, воспоминания И.А. Бунина "О Чехове" (Собр. соч. в 9 тт., т. 9, Гослитиздат, 1967, стр. 180). ↑
5. Из поэмы А.С. Пушкина "Медный всадник". ↑
1958
